Александр Щелоков - Переворот [сборник]
— Какие же?
— Вас интересуют названия? Пожалуйста. «Московские вести», «Нынче», «Новости». Этого хватит?
— Серьезно, — сказал генерал.
— Иначе не играем, — подтвердил депутат не без дозы самолюбования.
— Как учтено наличие у президента секретных служб?
— В них есть наши люди.
— Каким образом уберут президента? Он уйдет сам, его арестуют или убьют?
— Вас это не должно беспокоить, генерал. Во всяком случае, вам его убивать не придется. Ваша задача — без промедления занять его место.
— С целью?
— Цель одна: навести в стране порядок. Генеральской рукой. Не дать развалиться государству, рухнуть экономике. Пресечь преступность.
— Какие силы будут противостоять перевороту?
— Опасней всего служба охраны президента, правительство и аппарат Кремля. Все они прекрасно понимают, что не только потеряют теплые кресла, но и понесут ответственность за злоупотребления и пролитую кровь. Эти силы будут бороться за сохранение власти яростно и беспощадно.
— Думаю, с этими можно сладить. Короче, я готов рискнуть.
— Только-то? Нас это мало устроит. Рисковать можно, если проигрыш грозит только потерей денег. А у нас на кону не последний рубль, а наши головы.
— Давайте поправлюсь и скажу: я готов.
— Отлично, генерал. В таком случае мне поручено вручить вам кредитную карточку на три миллиона долларов.
Генерал засмеялся.
— Депутат, вы слыхали анекдот об одесском портном? Он однажды сказал приятелям: «Был бы я русский царь, то жил бы лучше царя». — «Как так?» — «Очень просто. Я бы имел деньги как царь, но еще бы немного шил». Так вот, вы предлагаете мне державу и к ней шитье…
— Не то, генерал, не то… Мы решили…
— Давайте договоримся еще об одном. Решения, касающиеся меня, принимать буду сам.
— Конечно, конечно.
— Тогда так. Я считаю, что нынешнее правительство — шайка уголовников. Их надо убирать. Ваше предложение принято. Без кредитной карточки.
Генерал протянул руку.
Депутат ее пожал.
* * *Синицын видел, как на дороге остановилась машина, как погасли фары и двое мужиков спустились к кустам. Потревоженный соловей сбился с мелодии, булькнул несколько раз свое «фьють-фьють» и замолк рассерженно. Возникло злое желание встать, подойти поближе и пугануть мужиков отнюдь не по-соловьиному, но предусмотрительная осторожность взяла верх. Черт знает, кто в нынешние лихие времена мог забраться в столь глухое место на тайное тол-ковище. Подойдешь, того и гляди нарвешься на нож или на пулю. Тем, кто сегодня раскатывает на «мерседесах», зарезать или застрелить постороннего проще, чем обмочить два пальца. Лучше уж не связываться и ждать. Конечно, охота за песней испорчена, но не портить же из-за этого жизнь.
И все же, вопреки мудрой предусмотрительности, биолог Синицын свою жизнь испортил.
* * *Окончив разговор, двое вернулись к машине.
— Едем! — приказал депутат водителю.
Тот взял микрофон.
— «Сова», «Сова», мы тронулись, — сообщил он машине сопровождения, — вы задержитесь. Приглядитесь вокруг.
— «Орел», вас понял, — ответил ему высокий голос с «р», перекатывавшимся, словно камень по другим камням.
Предосторожность оказалась не лишней. В прибор ночного видения удалось разглядеть человека, который почти следом за уехавшей машиной вышел из кустов. Он тяжело волок большую сумку спортивного типа.
— Возьмем? — спросил один из охранников старшего.
— Нет, — ответил тот твердо. — Сперва приглядимся. Может, он не один.
Синицын добрался до своего «жигуля», оставленного за поворотом на лесной дороге, запустил двигатель и, ругаясь на чем свет стоит на тех, кто сорвал ему охоту, двинулся в город.
Черный «мерседес», не зажигая фар, мрачной тенью потянулся за ним.
Минут через сорок Синицын подъехал к пятиэтажке в Мневниках. Загнал машину в железный гараж, включил сигнализацию, проверил, хорошо ли закрыл дверь, и вошел в дом. Проходя под аркой, заметил, как во двор въехала шикарная иномарка, скорее всего «мерседес». Различать зарубежные машины по силуэтам Синицын еще не научился.
Проехав внутрь двора, машина остановилась у детской площадки и погасила фары. Синицын сразу обратил на нее внимание, потому что у домов, где жили работяги с соседнего завода, такие шикарные иномарки появлялись редко. Впрочем, ничем другим, кроме новизны и дороговизны, «мерседес» внимания Синицына не привлек. Он взбежал на третий этаж, открыл дверь и, помахивая тяжеленной сумкой, ввалился в квартиру. После неудачной охоты хотелось спать, и он завалился в постель.
Утром надо было ехать в институт. Побрившись и наскоро перекусив, Синицын прошел к гаражу, открыл ворота и выгнал машину наружу. Не выключая двигатель, вылез наружу и пошел закрывать ворота сарая. Как уже нередко бывало, левая створка просела в петлях и закрывалась трудно. Войдя в гараж, Синицын взял ломик-«фомку», стоявший в углу, подсунул его под створку ворот, чтобы приподнять ее.
Именно в этот момент за воротами тяжело ухнул раскатистый взрыв. Створку захлопнуло с такой силой, что Синицын с ломом в руке отлетел к верстаку, больно проехав задницей по деревянному настилу. По металлу — воротам и крыше гаража — забарабанили летевшие во все стороны и падавшие с высоты осколки.
Поднявшись с пола и по привычке отряхнув брюки, Синицын выглянул наружу. Там, где только что стоял «жигуль», теперь лежал его закопченный, безобразно развороченный остов. Дымное желтое пламя дожирало металл, смоченный горючим. Густо чадили горевшие шины.
Интуиция человека бывает порой удивительно точной. В последнее время машины в городе взрывались часто. Обычно взлетали в воздух нечистые на руку коммерсанты, враждующие между собой криминальные авторитеты, отказавшиеся платить мзду рэкетирам предприниматели. Ни к одной из этих категорий Синицын отнести себя не мог, тем не менее он сразу понял: убить собирались именно его. Четко работавший мозг ученого подсказал: все это таинственным образом связано со вчерашним случаем в пойме Истры.
Словно подтверждая его догадку, из двора медленно выехал зловещий, лоснившийся черной эмалью «мерседес», который впервые Синицын увидел вчера ночью.
Озаренный внезапной догадкой, Синицын быстро запер гараж на висячий замок и бросился в дом. Из окон и с лоджий на него смотрели потревоженные взрывом люди. Звонить в милицию Синицын не стал. Он схватил магнитофон и включил его.
Глухую тишину комнаты разбила заливистая трель: «фью-ить, трр-юп-юп…» И вдруг, заглушая пение соловья, сильный мужской голос сказал:
— Разговор длительный, генерал…
Слушая беседу, Синицын все больше испытывал чувство страха. Он даже вздрогнул и оглянулся: не слышит ли кто еще, когда магнитофон выдал слова: «Для этого нужен диктатор».
Было ясно: он случайно прикоснулся к тайне и это не прошло мимо внимания тех, кто ее охранял. А тайна такая, что стоит жизни.
Магнитофонная запись окончилась. Теперь было слышна только шипение пустой ленты, а Синицын все сидел, бессильно свесив руки вдоль тела, и скорбно думал: «Вот и отпели для меня соловьи». Фраза была явно чужая, где-то когда-то прочитанная, но он ощущал ее как свою, выстраданную, пережитую.
Нужно было искать помощь и поддержку, но где и у кого? Внезапная мысль сразу принесла облегчение. Надо звонить Жоре Климову. Они вместе учились в школе, не прерывали дружбы, хотя занимались разными делами: Синицын — наукой, Климов служил в ОМОНе.
Звонок оказался удачным: Климов был дома и снял трубку сам.
— Жора, привет! — сказал Синицын. — Ты не на службе? Мне повезло.
— А мне нет, — сообщил Климов унылым голосом. — Царапнуло тут меня при последнем выезде. В руку. Сижу дома. Лечусь.
— Я к тебе приеду?
— Валяй, Валер, буду рад.
В Отрадное, где жил Климов, Синицын добрался без приключений. Ехал, все время оглядывался: нет ли хвоста. Ничего подозрительного не заметил. По дороге не вынимал руки из кармана — сжимал кассету.
Климов встретил его у двери. Правой рукой он поддерживал левую, перевязанную бинтами.
— Ты весь какой-то взъерошенный, профессор, — сказал Климов. — Что случилось?
— Сейчас узнаешь.
Они прошли в комнату.
— Дай магнитофон.
Вставив кассету в приемник, Синицын нажал клавишу.
— Слушай.
Комнату заполнили радостные захлебывающиеся звуки соловьиного пения: «юп-юп-еп-еп!»
Климов вскинул брови и улыбнулся:
— Разыгрываешь?
— Ты слушай, слушай.
И снова, заглушая пение соловья, громкий голос произнес фразу, уже знакомую Синицыну:
— Разговор доверительный, генерал. Если вы к нему не готовы, вернемся к машине и уедем…
Они прослушали пленку до конца. Климов за время, пока работал магнитофон, несколько раз вставал, прохаживался по комнате, снова садился. Тер рукой шею, морщился, словно в квартире воняло чем-то нехорошим. Когда запись окончилась, он посмотрел на Синицына в упор.
